Кто бросит камень? Влюбиться в резидента - Страница 106


К оглавлению

106

— Извините, Анюта, но меня тревожит ваше состояние. Вы ничего не кушаете, у вас совершенно измученный вид. Так нельзя, — он сердито посмотрел на спутницу.

Девушка ничего не ответила, но глаза ее стали быстро наполняться слезами. Она всхлипнула, и слезы буквально ручейками заструились по щекам. Седой вскочил, достал платок и, вытирая слезы, стал успокаивать:

— Ну что ты, девочка моя, успокойся. Мне тоже плохо, я начинаю чувствовать себя виноватым, — он аккуратно промокнул последний ручеек и, обняв ее за плечи, прижал к себе. — Ну что тебя опять мучает?

Искренняя, участливая реакция мужчины на ее слезы и особенно это нежное обращение с ней на «ты»… как к ребенку, тронули сердце Анюты до самых-самых глубин. Протолкнув куда-то вниз комок, застрявший в горле, она прерывисто вздохнула:

— Я… я ничего не могу с собой поделать… чувствую себя преступницей. Этот мальчишка… он мне опять приснился.

Седой убрал руку с ее плеча, и она увидела, как нежный заботливый мужчина на глазах начал меняться до неузнаваемости. Жесткое, даже жестокое выражение, появившееся на его лице, заставило ее инстинктивно съежиться, словно в ожидании удара.

— Да возьми ты себя в руки! — впервые за все время общения властно прикрикнул он на свою юную подругу. — Тебе что, было бы лучше у этих бандитов наложницей остаться? А мне, значит, со святыми упокой? Да этот твой мальчишка без малейшего угрызения совести отправил бы тебя на тот свет после удовлетворения своей похоти! Извини за прямоту, — голос его помягчел, — ты же все прекрасно понимаешь. И прекращай эти свои интеллигентские сопли, — снова взвился он.

«Как это? Почему сопли… да еще интеллигентские?» — незнакомое ранее словосочетание неожиданно заставило ее усмехнуться против своей воли. Седой сразу среагировал на эту усмешку.

— В общем, прекращай эти свои… нюни. У нас с тобой впереди столько интересного, такая жизнь, а ты раскисла, — он говорил уже спокойно, даже с оттенком снисходительности. — Мы станем богатыми и свободными, и все это благодаря тебе, моя героиня.

Он сделал паузу, взял ее за плечи и внимательно оглядел:

— А ну-ка, одевайся и за мной.

— Что вы опять задумали? — слабо улыбнулась Анюта.

— Скоро узнаешь. Кстати, мы, кажется, договаривались быть на «ты»?

Через полчаса они были в главной парикмахерской города. Усадив Анюту в кресло, Седой обратился к парикмахерше:

— Вот, вручаю вам мою Золушку, сделайте из нее принцессу. Сколько времени вам на это понадобится?

— Часа полтора, — улыбнулась парикмахер.

— Я ушел заниматься бытовыми вопросами, — подтянувшись, по-военному четко, обратился Седой к Анюте. — Буду к обозначенному времени, если что, жди меня здесь.

Выйдя из парикмахерской, он неторопливо пошел по улице, остановился у газетного киоска и купил газету. Сопровождавшие его чекисты сразу разгадали его маневр и растворились среди прохожих. Убедившись в отсутствии контроля, Седой вошел в будку ближайшего телефонного автомата, набрал номер и сообщил, что он звонит узнать, выполнен ли его заказ, и назвал номер заказа. На том конце провода ему сообщили, что заказ выполнен и он может получить изделие в любое удобное для него время. Это известие явно добавило Седому оптимизма, и он бодрым шагом двинулся на остановку общественного транспорта.

Проехав на автобусе несколько остановок, Седой вышел, снова проверил, нет ли «хвоста», и направился к дому, где они с Анютой провели ночь. Войдя в квартиру, он увидел стоящий у кровати чемодан, в точности похожий на тот, что сдал в камеру хранения. Было заметно, как ему не терпится его открыть. Однако прежде он внимательно обошел квартиру, заглянув во все углы, потом отодвинул занавеску и осмотрел улицу. Только после этого он поднял сиденье стоящего у стены дивана, достал оттуда сумку, с которой ходил в камеру хранения, и переложил оттуда какие-то предметы в карман пиджака. Потом открыл чемодан. Он был пуст, если не считать пачки денег и связанных суровой ниткой ключей от чемодана. На лице Седого появилась довольная усмешка, он выпрямился и до хруста в суставах потянулся. Сделав шаг, снял со стены висевшую на гвозде гитару с бантом на грифе, провел по струнам пальцем и вслушался в звучание струн. Вдохновенное лицо мужчины, умелое и бережное обращение с гитарой выдавали его страстное желание исполнить на инструменте что-нибудь серьезное, для души. Но, по всей видимости, время поджимало. Вернув гитару на место, он снова согнулся над чемоданом.


Климов ехал в управление. Он только что лично побеседовал с директором выставки, который рассказал, что с утра кто-то позвонил администратору и, представившись сотрудником бухгалтерии наркомата обороны, начал строго пенять на то, что на выставке устроили самодеятельность и провели мероприятия с вручением сувениров, выделение средств на которые не было согласовано с финансовой службой. В ответ на это администратор спокойно зачитала распоряжение, поступившее в дирекцию выставки несколько дней назад, в котором руководству выставки выделялась небольшая сумма на поощрение пятитысячного посетителя выставки. Распоряжение было подписано заместителем главного бухгалтера соответствующего управления НКО. Администратор хотела еще что-то добавить, но сотрудник бухгалтерии, не дослушав, бросил трубку. Хитро перемигнувшись с директором, Климов чувственно поблагодарил его за помощь в деле обеспечения безопасности вооруженных сил страны, предупредив при этом, что в сегодняшней газете будет опубликована заметка о работе выставки, в которой будет сказано о юбилейном посетителе. Но фамилию юбиляра и фотографию начальство решило не публиковать. Вроде бы потому, что спустя несколько минут после бегства Австрийца пятитысячным посетителем оказался ответственный работник Мосгорисполкома. Вот если бы какой-нибудь солдат, или матрос, или хлопковод из солнечного Узбекистана…

106