— Стоп, Николай. Климов не может, он остается за меня.
Оба собеседника как по команде непонимающе уставились на Свиридова. Тот развел руками.
— Через… — он посмотрел на часы, — сорок пять минут вместе с группой других руководителей я еду на Украину. Насколько, зачем — не знаю, там скажут. Вещи уже в машине.
— А как же операция? — упавшим голосом спросил Прохоров.
— Руководство считает, что я там нужнее, что вы здесь и без меня справитесь. Так что ты, Николай, конечно, ребятам можешь помочь, но если что… в общем, не лезь на рожон, так, подстрахуй. Ну что, будем прощаться? — Свиридов встал со скамьи. Прохоров молча глядел, как он, отойдя на несколько шагов, о чем-то инструктировал растерянного Климова, и что-то внутри говорило, нет, кричало ему, что видит он Федора в последний раз. Поэтому как только тот простился с лейтенантом, Николай тоже попросил уделить ему пару конфиденциальных минут. Они отошли в сторону.
— Ты, Федор Ильич, извини меня… ну, за тот разговор у тебя на квартире, — Прохоров говорил медленно, подыскивая нужные слова.
— А что случилось? По-моему, хорошо поговорили, — Свиридов недоуменно посмотрел на товарища.
— Да, понимаешь, нехорошо как-то вышло. Получается, я в кусты свалил, а с вас справляю, почему молчите о том, что происходит, — сформулировал, наконец, свою мысль Николай, отводя глаза. И Свиридов вдруг почувствовал сердцем какое-то щемящее чувство радости и одновременно непроходимой тоски. Радости за то, что у него есть такой друг, совесть которого является мерилом его существования, и тоски от ощущения их абсолютной обреченности в этом мире. Он обнял Прохорова.
— Ну, ты тут пособи ребятам, — сдавленно прошептал он ему. — И дождись меня, обязательно дождись.
Климов и Прохоров долго молча смотрели вслед уходящему Свиридову. Однако как бы тяжело ни было на душе, но разработка операции теперь оказалась на их плечах, и необходимо было как можно быстрее взять себя в руки.
— Ну что, я пойду подмогну вашим ребятам на почтамте? — Прохорову хотелось отвлечься от грустных мыслей, а для этого нужно было ввязаться в какое-то практическое дело. Климов молча кивнул и уже двинулся по своим делам, как вдруг услышал оклик Николая Николаевича:
— Никита Кузьмич, извини, чем служебное расследование закончилось?
Лейтенант криво усмехнулся:
— Отделался строгачом… да и то благодаря Федору Ильичу. Честно говоря, я думал, дело труба… Ну а раз так, будем исправляться, работать над ошибками.
На почтамте в этот день дежурили сержанты Беспалый и Глухов. Рабочий день близился к завершению, и их утренний оптимизм потихоньку уступал место вечернему разочарованию. Оба они сидели в той же комнате, за тем же столом, где до них пил чай с девушками старый чекист Петрович. Напротив за столом сидела молодая женщина, сортировавшая почту. Дверь в операционный зал была приоткрыта, девушка, выдававшая корреспонденцию «до востребования», сидела рядом с дверью, и чекисты ждали ее сигнала. Решив, что настроение можно поправить с помощью кружки крепкого чая, парни затеялись перекусить. Глухов пошел за кипятком, а Беспалый, расстелив на столе газету, аккуратно порезал хлеб, колбасу, вывалил из пакета сушки. Из-за двери послышался женский голос:
— Маша, у меня кончились бланки.
Но Маша в это время отвечала на приглашение Ивана откушать чаю, и оба пропустили этот возглас мимо ушей. С дымящимся чайником в комнату вошел Глухов, и все трое стали шумно рассаживаться вокруг стола, еще раз проигнорировав ту же фразу, произнесенную за дверью. Но едва вся троица стала подставлять разливальщику стаканы, как в комнату из операционного зала выскочила девушка, задыхаясь от возмущения:
— Ребята, я кричу, кричу…
Мгновенно сообразив, что произошло, Беспалый свистяще прошептал:
— Где он?
— Так уже к выходу пошел. Высокий такой, молодой, симпатичный… в шляпе коричневой. И плащ на нем светлый, — испуганно ответила девушка и хотела еще что-то добавить, но сержанты уже неслись к двери. Выбежав на улицу, они осмотрелись. Ни похожей шляпы, ни похожего плаща не было видно, зато впереди проезжали перекресток две легковые автомашины.
— Так, быстро в разные стороны до угла, — скомандовал Глухов, и парни рванулись исправлять ситуацию.
Когда Прохоров подошел к почтамту, оба сержанта что-то возбужденно обсуждали около центрального входа. Ему хватило одного взгляда на их лица, чтобы понять, как непоправимо осложнилась оперативная обстановка…
С Климовым они снова встретились вечером на квартире, куда поселили Прохорова. Лейтенант был до крайности возбужден, нервно ходил по комнате из угла в угол.
— Девчонка, как учили, два раза условную фразу сказала, — Прохоров уже выяснил детали случившегося у девушек с почтамта. — А эти… Пацаны и есть пацаны. Как же вы с ними работаете?
— Вот так и работаем. Воспитываем.
В наступившей тишине Николай Николаевич искоса глянул на Климова:
— Что делать думаешь, Никита Кузьмич? Рапорт ведь надо писать…
— Слушай, Николай Николаевич, сегодня ничего не было, ты ничего не видел и не слышал, — после паузы медленно произнес Климов. — Мне одного строгача за глаза хватит. Понял?
— Чего ж тут непонятного, — пожал плечами Прохоров. — Только… ну, с парнями вопрос решить можно, но ведь завтра наружников поставят, с этими-то как быть?
— Это мой вопрос. Отменим, нам только спасибо скажут. Я вот думаю, у нас еще один вариант есть, — Климов внимательно посмотрел на товарища.