Кто бросит камень? Влюбиться в резидента - Страница 43

Глебов наморщил лоб:

— Леонид. Леонид Иосифович.

Фантасмагория продолжалась. Правда, к утру она приобрела реальные жизненные очертания. Глебову дали поспать несколько часов, подняли ни свет ни заря, и тот самый мужик, который поймал его у телефона-автомата, назвавшийся Николаем Николаевичем, начал втолковывать ему суть дела. На трезвую голову Михаил оказался гораздо сообразительней, подписал бумагу, подтверждающую его добровольное желание участвовать в операции, проводимой чекистами, и начал заучивать свою новую биографию. Затем в течение двух часов с перерывом на завтрак Прохоров интенсивно гонял его по сочиненной легенде, проверил знание немецкого языка, который Михаил изучал в институте, и заставил выучить несколько фраз по-литовски. А потом они поехали в какую-то больницу, где лежал на лечении тот самый шпион, роль которого предстояло сыграть Глебову. В щель между занавеской Михаил увидел парня, и внешне и по возрасту очень похожего на него. Отсюда, из коридора, он совсем не был тем страшным и коварным врагом, про которых писали в газетах и книгах. Может быть, потому, что Михаилу рассказали историю вербовки Риммера, он не почувствовал к раненому никакой ненависти или вражды, хотя тот пришел в его страну с тайным заданием ослабить ее оборонную мощь, а может быть, и устроить диверсию, в которой могли погибнуть люди, наши советские люди. Какие же молодцы эти ребята-чекисты, что смогли стреножить этого заграничного гостя! Он уже знал, что руководителем операции является капитан Свиридов, который сейчас в командировке, но который лично просил Глебова помочь разоблачить шпионское гнездо в столице нашей Родины. В машине на обратном пути из больницы он, закрыв глаза, про себя вновь слушал рассказ Прохорова: «Вы закончили три курса филологического факультета Кенигсбергского университета… в Ковно жили на улице Чюрленисгатве… для вас многое сделал друг вашего отца адвокат Шломберг».

Машина резко затормозила, и Глебов открыл глаза. Шофер вслух заковыристо обругал какого-то раззяву, не соблюдающего правила перехода улицы. Михаил приоткрыл занавеску, которая скрывала его от глаз пешеходов и пассажиров проходящего автотранспорта, и увидел старика с палкой, торопливо ковыляющего на противоположную сторону улицы. Видимо, его нерасторопность и стала причиной резкой реакции водителя. Со спины старик напомнил ему отца, и Михаил вдруг пожалел, что не мог рассказать отцу о предстоящем деле. Тот бы наверняка посоветовал, поделился бы чем-то из своего бурного революционного прошлого. В следующее мгновение Глебов понял, что он обязательно должен выполнить поставленную чекистами задачу, чтобы потом при случае небрежно рассказать отцу о выполнении боевого задания. То-то старик обрадуется… Но для этого надо готовиться, и юноша снова закрыл глаза. «Вы были в СССР в составе спортивной делегации, играли в шахматы на третьей доске. Космана зовут Рихард. Кто такой Львов, вы не знаете, вам следует выйти на явку и встретиться со связным. В случае невыхода связного на явку вот адрес для телеграммы в Минске: улица Типографская, дом 32, Осташевичу Николаю», — вновь прокручивал он в голове информацию Прохорова.

До выхода Глебова в музей оставалось около трех часов. Прохоров разрешил ему немного поспать, а сам направился в парк на то самое место, где позавчера они расстались со Свиридовым. Николай понимал, что вся ответственность за результат задуманной игры ляжет даже не на Климова, а, в первую очередь, на Федора Ильича. К сожалению, сам он был формально вне игры, но пытался делать все от него зависящее, чтобы не подвести старого друга. В этот раз первым на скамейке оказался Климов. С ходу, не теряя времени, он проинформировал Николая Николаевича об утверждении начальством плана оперативной разработки под условным названием «Шахматист». От позавчерашней горячности лейтенанта не осталось и следа, о деталях плана он рассуждал взвешенно и спокойно. Свиридов часто критиковал Климова за его кавалерийский подход к решению некоторых проблем, но в том-то и заключалась житейская мудрость, что горячность и недостаточная образованность подчиненного компенсировались рассудительностью и осторожностью грамотного руководителя. Свиридов как в воду смотрел, задержав Николая в Москве, поскольку теперь, во время нахождения капитана в командировке, Прохоров мог хотя бы чуть-чуть подменить его в плане влияния на Климова.

Николай Николаевич, в свою очередь, доложил лейтенанту результаты работы с Глебовым. Особо отметил, что им здорово повезло: Глебов, оказывается, неплохо играл в шахматы и учил в институте немецкий. В общем, по мнению Прохорова, для разового выхода на явку парень был готов.

— Я ведь чего еще опасаюсь? — выслушав товарища, медленно проговорил Климов. — Непрофессионал, он и есть непрофессионал. Вот вроде предупреждали его, чтобы из милиции никуда не заходил, а шел прямо на адрес, так он на тебе… я как чувствовал, подстраховался.

— Ну, на этот счет я ему доходчиво все объяснил. И потом — не забывай, в каком состоянии он вчера находился… слава богу, что так быстро все уразумел. Парень-то нормальный, хватка у него чувствуется. Не зря Свиридов глаз на него положил, — убежденно возразил Николай.

На лице Климова появилась гримаса, некое подобие улыбки, выдающей его внутреннее волнение. Он глянул на часы.

— Итак, у нас еще два часа в запасе. Поехали, пройдемся с ним по легенде. Как говорится, будем принимать вашу работу, товарищ Прохоров, — уже немного расслабившись, улыбнулся он.