Войдя в приемную, Селиванов окинул вскочивших сотрудников невидящим взглядом. Меньше всего ему сейчас хотелось заниматься делами. «Нет, каков хитрец, как он меня мордой об стол…» — теперь уже Селиванов почувствовал, в какой двусмысленной ситуации он оказался. К действительности его вернул бодрый голос лейтенанта, сопровождающего Климова:
— Товарищ старший майор государственной безопасности, задержанный Климов доставлен по вашему приказанию!
«Ну вот и все, — подумал Никита Кузьмич. — Как в той опере: сегодня ты, а завтра я…» Но Селиванов уже пришел в себя.
— Какой задержанный, что вы несете? — прикрикнул он на дежурного, будучи злым на лейтенанта, на замнаркома и на самого себя.
— Виноват, мне передали… — упавшим голосом пробормотал лейтенант.
— Свободны, лейтенант, — махнул рукой начальник отдела и повернулся к Климову: — Заработался лейтенант, заговариваться начал, — криво усмехнувшись, попытался он сгладить неловкость. — Вот что, Климов. Подождите минут пять, я приглашу вас.
Селиванов проследовал в кабинет. Глебов беспомощно взглянул сначала на секретаря, который склонил голову над бумагами, затем на Климова. Тот слегка подмигнул и поднял ладонь: «Жди».
«Руководство строго спросит с вас и за результаты оперативно-служебной деятельности, и за чистоту наших рядов». Это «напутствие» замнаркома гремело в голове Селиванова колокольным звоном. «Интересно, за что строже?» — мрачно подумал он и достал из шкафа бутылку водки. Времени на принятие решения оставалось мало, и он должен был успокоиться, чтобы не ошибиться. Но и рюмка водки не помогла выправить ситуацию. Оставался только один выход. Селиванов достал из кармана пятак, повертел, что-то решил про себя и подбросил. Поймав монету на лету, он разжал кулак: «Орел. Ну, была не была…» Селиванов поднял трубку:
— Климова ко мне.
Климов зашел в кабинет начальника отдела, и Глебов снова остался наедине со своими мыслями. «Хуже нет, чем ждать и догонять» — так частенько говаривал его заводской руководитель Владимир Тимофеевич Ярцев. «Как он там? Как воспринял мое исчезновение, то бишь отъезд в длительную командировку по линии наркомата? Кстати, близится окончание моего кандидатского стажа. Надо сказать об этом Свиридову. И еще. Надо уточнить, как решается вопрос с уплатой его кандидатских взносов. А то ведь вернусь назад, а Клюев меня опять исключит за неуплату…» Глебов поднял глаза и посмотрел на дверь. Климова все не было. Михаила охватило отчаяние: «Что же будет? Если снова отправят к тому чекисту, то он опять начнет спрашивать про высказывания комбрига. Если Серега им все рассказал, тогда и я должен все сказать, иначе обо мне могут плохо подумать. А если это не Сергей? Тогда через меня всех затаскают…»
Из кабинета вышел Климов и не спеша подошел к Михаилу.
— Заходи, товарищ старший майор ждет. Иди, я дождусь тебя, — добавил он, видя испуг парня.
Селиванов встретил Михаила долгим испытующим взглядом.
— Вот что, Михаил Николаевич. Операция, в которой вы задействованы, очень серьезная, и мы должны быть уверены, что вы не подведете. Мы просто хотели поближе с вами познакомиться. Вам все понятно?
— Ну… в общем, да, понятно, — растерянно подтвердил Глебов.
— О содержании беседы с нашим сотрудником забудьте, — ровным голосом продолжил Селиванов. — Если будут спрашивать, как попали ко мне, то ответите, что вышли на меня, когда получили письмо, так как ни Свиридова, ни Климова на месте не оказалось. Ясно?
— Да, — ничего не понимая, согласно кивнул Михаил.
— Очень хорошо. А теперь вы поступаете в распоряжение лейтенанта Климова. Майор Свиридов вернется из командировки в ближайшие часы, — начальник отдела вышел из-за стола и крепко пожал ему руку. — Желаю удачи.
Тихий провинциальный городок в центральной части России в разгар трудового дня конца лета жил своей размеренной, неторопливой жизнью. Редкие машины обильно обдавали прохожих пылью, гужевой транспорт, попадавшийся гораздо чаще, по причине полуденного зноя тоже пытался переждать жару в тенистых местах. В центре в этот час еще можно было ощутить деловое дыхание управленческого организма — из открытых окон различных, преимущественно каменных, контор доносился стрекот пишущих машинок. Из открытой двери киноаппаратной двухэтажного каменного кинотеатра доносился голос Максима — киноартиста Чиркова, который задорно распевал свою песенку про «шар голубой». Редкие покупатели универмага лениво бродили вдоль прилавков, в сотый раз прицениваясь к хорошо изученному содержимому полок. Вдали, через улицу, угрюмо дымила труба промкомбината. На перекрестке по соседству друг против друга стояли две школы — начальная и средняя. При этом первая смотрела на вторую с явным превосходством — в ней только что закончился ремонт, а вот у соседки ремонт затягивался. Вся же остальная деревянная часть города, так сказать спальный район, пребывала в состоянии анабиоза. Главные возмутители спокойствия, ребятишки, догуливали последние недели каникул, гуртуясь на берегу реки, сидели в прохладном зале кинотеатра или лениво играли в «чижика» на улице перед домом. Так что в сей послеполуденный час на Седого и Анюту, сопровождаемых пожилой женщиной, обращать внимания было некому.
Эта женщина встретилась им на вокзале. Седой обратился к ней с вопросом, где снять комнату на несколько дней, и та, понимающе кивнув, предложила им следовать за ней. И вот теперь шагали они на окраину городка по тихой улочке, дома на которой утопали в яблоневом изобилии. У одного из домов женщина остановилась, открыла калитку, знаком попросив будущих квартирантов подождать на улице, и зашла во двор.