Кто бросит камень? Влюбиться в резидента - Страница 49

— Ну что там у тебя такое срочное? — в голосе комиссара против обыкновения отсутствовали металлические нотки, и этот факт приободрил Никиту Кузьмича.

— Вот, товарищ комиссар, прошу ознакомиться с рапортом по делу «Шахматист», — Климов протянул Николаеву подготовленную бумагу.

— «Шахматист»? А, это тот, из Литвы. Ну как, подтвердилась его информация? Долго вы еще собираетесь с ним возиться? — начальник взял рапорт, но в этот момент звонко тренькнул телефон прямой связи с наркомом. Отложив бумагу, он быстро схватил трубку.

— Здравия желаю, товарищ народный комиссар… так точно… я жду его на допрос, — он взглянул на часы, — через тридцать минут… будет исполнено, — Николаев положил трубку, какое-то время помолчал, затем вопросительно глянул на Климова. В следующую секунду, спохватившись, он взял рапорт, и буквально после прочтения первых строчек лицо его стало багроветь от возмущения.

— Так… — медленно выдохнул он. — Я вас предупреждал, что вы тянете пустышку. Этот ваш связник… наплел вам со Свиридовым с три короба, а вы и уши развесили… в музей, как на работу… — раздраженно произнес комиссар. — Ухлопали столько времени, людей оторвали от дела. Значит, так. Дело на этого сукиного сына немедленно ко мне, я поручу его тем, кто умеет работать. А с вами и Свиридовым разберемся по его возвращении. Заберите свою галиматью, — он резко отшвырнул бумагу, и та, колыхаясь, опустилась на пол. От очевидной несправедливости горло Климова сдавило удушливым спазмом, лицо побледнело. Он нагнулся, поднял бумагу и выпрямился во весь рост:

— Товарищ комиссар, извините, но вы не дочитали рапорт до конца.

— Что? — грозно протянул Николаев, но лейтенант, овладев собой, решительно повторил:

— Я очень прошу вас прочитать последний абзац.

Решительный тон Климова несколько остудил разгоряченного начальника отдела. Он гневно посмотрел на лейтенанта и протянул руку за рапортом. Медленно прочитав последний абзац, он озадаченно поднял глаза на Климова:

— Вы что, хотите сказать…

— Так точно, товарищ комиссар, — в упор глядя на Николаева, отрапортовал Климов. — Женихом девушки, которая познакомилась с нашим человеком в музее, является Львов Борис Семенович.

Николаев ответил негодующим взглядом, который постепенно, с осознанием важности информации, сначала подобрел, но затем вновь посуровел.

— Так какого же черта вы тут кота за хвост тянете? — разразился он гневной тирадой. — Когда научитесь с главного начинать? Кто он этот Львов, кем работает?

— Кем-то в системе потребкооперации. Наши сейчас устанавливают.

— Интересно, интересно. Мы полагали, что с врагами в этой конторе уже покончено, ан нет. Ошибки быть не может? А что, если какая-нибудь случайность, совпадение? Тут ошибаться нельзя, — комиссар даже встал от возбуждения и прошелся по кабинету.

«Странный мужик этот Николаев. То ругается, что «тянем резину», а то строжится, чтобы не ошиблись. И при чем тут враги в потребкооперации, если он связной германской разведки, которую потребкооперация интересует далеко не в первую очередь?» — подумал про себя Климов.

Узко мыслил лейтенант. Он и представить себе не мог, какие перспективы раскрытия широкомасштабного заговора в потребкооперации с участием германской агентуры нарисовались в воображении начальника отдела. Климов же решил, памятуя настоятельную просьбу Львова об участии девушки Глебова в праздновании его дня рождения, просить у начальника разрешения на ввод в разработку Анюты.

— А эта девушка Глебова… ей доверять можно?

— Характеризуется положительно, — поспешно ответил Климов. — Мы все отработаем. Львов явно не тянет на резидента, кто-то за ним стоит. Думаю, на этой неделе появится главный и мы прихлопнем их лавочку.

— Хорошо, готовьте документы. Еще вопросы есть? — расщедрился Николаев. Климов начал лихорадочно перебирать в памяти, какие вопросы ему надо было подтолкнуть через начальство. Вспомнил.

— Что-то в разведке тянут с нашим запросом, товарищ комиссар. Пробовал связаться, телефоны не отвечают. Может, вы поможете, — осторожно поинтересовался лейтенант. Лицо комиссара вновь помрачнело.

— Придется подождать. Вы, очевидно, не знаете, что в последние дни арестован ряд руководящих сотрудников внешней разведки. Развели, понимаешь, троцкистский муравейник, синагогу. Только что нарком приказал мне лично допросить одного из этих деятелей. У вас все?

Климов согласно кивнул. Он уже дошел до двери, когда Николаев бросил ему вслед:

— Свиридов вернется через неделю. У тебя, лейтенант, есть шанс отличиться. Так что активизируй работу. Удачи.

Поблагодарив комиссара, Климов вышел из кабинета. На душе как-то сразу полегчало, и он быстро пошел по коридору, не реагируя на окружающих. «Доброе слово и кошке приятно. Вот и жить снова захотелось», — улыбнулся он своим мыслям и вдруг увидел перед собой конвоиров, сопровождающих в кабинет Николаева мужчину в штатском. Лицо мужчины заросло щетиной, сквозь которую виднелись запудренные следы побоев. В глазах его отчетливо читались тоска и безнадежность. Климов, по инерции сделав несколько шагов, остановился и посмотрел вслед арестанту. Внезапно мужчина тоже повернулся, глаза их встретились, и Климов вспомнил…

Это было в 1923 году, в самый разгар борьбы с троцкистской оппозицией. Он, тогда еще совсем молодой коммунист, красноармеец, попал на партийное собрание ячеек войск и органов ОГПУ. Зал был переполнен, страсти кипели нешуточные. Энтузиазм присутствующих умножали лозунги, полные экспрессии и революционного задора: «Да здравствует мировая революция!», «Да здравствует товарищ Ленин!», «В единстве — сила партии», «ОГПУ — надежный отряд партии». Докладчик в кратком слове призвал присутствующих дать отпор попыткам троцкистов разбить монолитное единство партии, однако реакция зала на этот призыв была двойственной. Кто-то сокрушительно аплодировал, другие восприняли призывы крайне сдержанно. Климов помнил, как один из выступивших в прениях резонно выразил неудовольствие тем, что до присутствующих практически не довели содержание программы Троцкого, а с учетом того, что за нее выступал ряд известных партийцев, эта недоработка организаторов подлила масла в огонь. Но наибольший резонанс вызвало выступление другого участника собрания, который раскритиковал соблюдение тогдашним руководством ОГПУ принципа внутрипартийной демократии. По его словам, за открыто высказанные критические замечания в адрес руководства начальники запросто могли сослать критикующего к черту на кулички. Чекист во всеуслышание заявил, что равенство в партии существует только на бумаге, а на самом деле в ней укрепились бюрократы, организовавшие круговую поруку.