Кто бросит камень? Влюбиться в резидента - Страница 61

— Значит, закончил я с этой девчонкой, чувствую, в горле пересохло, сам понимаешь, переволновался. Сажусь за стол, наливаю минералки. Пару глотков только и сделал, меня как обожгло! Вспомнил, что парень-то наш на горшке сидит. Ну, я махом в уборную, а там же несколько кабинок, пойми он в какой… и кричать нельзя, вдруг рядом кто-то из их компании устроился! — последние слова он буквально промычал, давясь от смеха. Климов, отсмеявшись, посерьезнел.

— Как ты думаешь, кому они наших показывали? — спросил он с надеждой на чутье Прохорова.

Тот, вытерев глаза от выступивших от смеха слез, покачал головой:

— Не знаю. В этом смысле полный нуль. Кроме мужика, который на твою девчонку глаз положил. Ты что решил по сегодняшнему вечеру?

— Ну что, — вздохнув, начал лейтенант. — Еле уговорил нашу подругу. Ни в какую не хотела одна идти. Но потом все-таки сдалась, — Климов не стал говорить коллеге про то, как он использовал информацию Зои. При упоминании имени девушки из ресторана Прохоров поинтересовался, что она рассказала чекистам. Никита Кузьмич ответил односложно, мол, подтвердила все, о чем говорил Глебов.

За чаем с пирожками, которые по дороге прикупил Климов, они разговаривали про всякую всячину, когда постучавший в комнату сосед Прохорова пригласил того к телефону. Николай Николаевич тут же вернулся за Климовым, потому как звонили с Лубянки. Новость, которую он узнал, взбудоражила обоих. Беспалому позвонил начальник отделения милиции, через которое отрабатывалась легенда Глебова-Лещинского. Оказывается, сегодня утром в отделение заявилась молодая особа, представилась секретарем комсомольской организации и интересовалась комсомольцем Лещинским. Подробные приметы, названные капитаном милиции, не оставляли сомнения, что это была Ольга. Правда, Климов удивился, откуда у девушки точная информация по отделению милиции, но Прохоров успокоил товарища. Вчера во время танцулек в ресторане Глебов, отвечая на расспросы Ольги, сам назвал номер отделения, о чем и сообщил утром Прохорову.

Покончив с пирожками, Климов встал и потянулся:

— Слушай, Николай Николаевич. Разреши мне у тебя немного поспать, с ног ведь валюсь. А в четыре часа разбуди, если нетрудно.

— Какой разговор, Никита? Ложись на кровать, а я тут на кушетке с тобой за компанию. Сейчас будильник заведу и на боковую. Слушай, а может, по сто грамм, чтобы спалось крепко? — Прохоров поднялся со стула.

— Да я бы с удовольствием, но надо народ инструктировать по вечерним делам. Если все нормально пройдет, я тебе вечером обязательно компанию составлю.

Обязательный Климов сдержал обещание. Прохоров открыл ему дверь с вопросом:

— Со щитом или на щите?

Никита Кузьмич вяло пожал плечами:

— В музее «по дуплям». Девчонка где-то гуляет с дедушкой. Как говорится, хорошего понемногу, сладкого не досыта. Так что есть повод принять… за утренний успех и за вечерний пшик.

После третьей стопки разговорились «за жизнь». Климов поведал товарищу свою незатейливую жизненную планиду, в которой было увлечение такой же молоденькой пишбарышней, то есть машинисткой тоже очень серьезного учреждения. Увлечение переросло в скоропалительную женитьбу, а через пару лет их союз также скоропалительно распался. Климов внезапно ушел от жены, и партийному комитету по месту работы чекиста это категорически не понравилось. И быть бы ему наказанным за аморалку, если бы партийцы случайно не выяснили, что бывшая женка преспокойно сожительствует со своим непосредственным начальником. Климову попеняли, что он умолчал об этом факте, но он только рукой махнул. Чего уж тут оправдываться, если калибром не вышел, в смысле должности. Хорошо, что детей не прижили, поэтому расстался с легким сердцем и вот уже несколько лет жил с новой женой и двумя детишками, как говорится, душа в душу. Не без проблем, конечно, потому какая жена будет равнодушна к тому, что муж чуть ли не живет на работе. Но понимает, и это главное.

К концу повествования лейтенанта Климова о своих женитьбах бутылка водки практически опустела. Прохоров было намекнул на продолжение вечера, но Климов протестующе поднял руку. Через полчаса за ним должна была подойти машина. Отвалившись на спинку стула, он вдруг негромко запел: «Степь да степь кругом…» Николай Николаевич тут же подхватил песню, и так задушевно, не повышая голоса, они в унисон стали рассказывать друг другу историю замерзающего ямщика. Правда, недолго. Дойдя до слов «в той степи глухой схорони меня…», Климов тряхнул головой, оборвал песню и разлил остатки водки по рюмкам.

— Николай Николаевич, я хочу вот эту, последнюю, за тебя выпить. Хороший ты мужик. Нам тебя прямо Бог послал, — Кузьмич даже носом шмыгнул, так расчувствовался.

— Ну, что ты, Никита, будет тебе, — на душе у Прохорова стало одновременно и легко, и тяжело. Легко от искренних слов товарища по оружию, а тяжело, потому что не сегодня завтра отбудет он по месту несения своей сыщицкой службы. Что ж, полтора года назад он сам для себя сделал выбор… — Спасибо за добрые слова, а только все имеет свое начало и свой конец. Как ты выражаешься, Бог послал, Бог и заберет.

— Ты чего буровишь? Как это заберет? — Климов недоуменно посмотрел на товарища.

— Да успокойся, я в том смысле, что домой возвращаться надо. Все будет в порядке, — Прохоров тревожно глянул на часы. — Ты не забыл, за тобой уже машина пришла, семь минут как ждет.

Они вышли на улицу, еще раз обнялись, и Климов, встряхнувшись, собрался идти, как вдруг повернулся к Прохорову.